Александр Никишин - Инкубатор, или Необыкновенные приключения Юрки Гагарина
— Сам ты, Чирик, Ахримед. Ар-хи-мед, неуч!
— Не вам меня учить, папаша!
— Грамотей!
— Если кто-то ещё раз ругнётся «грамотеем», брошу в того осколочно-фугасную гранату.
— Или гранат? — подколол его Седой. Что Юрку удивляло, это настроение Седого. Ясно, что летят навстречу смерти. Но не ноет, не жалуется. Или он внутри переживает, кто его знает?
— Почему это «гранат»? Она же женская, в смысле, женского полу?
— Да не бойся, Чирик, это Седой Елдоса перекривляет.
— Елдос не гранат ест. Елдос арбуз ест!
— Сам ты «ест арбуз», чурка ушастая. По-русски заговорил, как припекло! Развелось вас, и на Земле, и на небе! Ты на молитву не опоздал, Аллах акбар? Кстати, кто объяснит, как это гад Бугор раньше нас тут оказался? Форму надел, блин горелый! Или ему жопу скипидаром натерли, чтоб быстрее летел?
— А тебе кто натёр, что ты вылез с сольным номером?
— Так я ж за общее дело!
— Блин, — сказал ироничный Седой, — Чирик у нас, как Минин и Пожарский, только два в одном! Всё, что есть на общее дело! А что вы думаете, ему потом памятник поставят на Красной площади. Рядом с теми двумя. За освоение новых пространств. Те — с поднятыми руками. А этот — со спущенными штанами! Как писающий мальчик в Брюсселе!
Все дружно захохотали, заставив улыбнуться даже Наташку. Она смотрела в иллюминатор глазами, полными слёз, прощаясь, видимо, с какой-то частью своей жизни. И ещё Управдом сидел, насупившись. Он терпеть не может юмор Седого и всячески это подчёркивает. Например, вскакивает и уходит в дальний угол зала, едва тот рот откроет.
2.А в иллюминаторе, меж тем, приближался, вырастая в размерах, увеличивался, становился всё чётче и контрастнее бесконечно огромный город с высокими чёрно-белыми башнями, устремленными в зелёное небо. Корабли кортежа зависали над ярко освещённой каменной поверхностью аэродрома планеты Клотримазол. Уже видны были конические башни систем наведения и площадка для приёма корабля в сполохах огней. Юрка пригляделся и вздрогнул: по всему её периметру, а размером была площадка в километры, мигали ярко и тревожно разноцветные огни на крышах кабин вполне земных военных грузовиков и джипов, освещая пятнистые зелёные тушки танков и бронетранспортеров.
Да уж, подумал Юрка, хрен вы тут прорвётесь, товарищ Гагарин! Судя по всему, планета Клотримазол основательно подготовилась к встрече инопланетян. Он вынул из рюкзака бинокль и навёл его на скопление бронетехники. Цейсовский трофей дал стократное увеличение и первым, кого увидел в окулярах Юрка, был… Бугровский собственной персоной.
Бугровский стоял в позе Наполеона, глядя из-под руки на спускающийся корабль и постукивал по чёрному сапогу длинным стеком.
Юрка оглянулся: его команда молча обвешивалась трофейными автоматами. Все, кроме Управдома. Я, говорит, объявляю нейтралитет, после чего Седой обозвал его «сыр швейцарский».
— Юмор пятиклассника, — презрительно пожал плечами Управдом. — При чём тут это?
Седой терпеливо разъяснил. Швейцарский — потому что нейтралитет.
— А сыр?
— А потому что такой же вонючий, как и ты, — ответил Седой, вызвав у людей бурю восторга. Ну и плевок от Управдома, после чего тот убежал и спрятался.
Сейчас Седой, насвистывая мелодию песни «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает», набивал в карманы и за пазуху термитные гранаты в форме груш, доставая их из большого железного ящика, обнаруженного в кладовке. Лица у всех были сосредоточенные и отрёшенные. Каждый думал о чём-то своём.
Подошёл Барон, спросил, глядя на Юрку тревожным взглядом:
— Что там, командир?
Юрка, протягивая ему бинокль, шепнул:
— Только тихо! Без паники. Не пугайте людей. Боюсь, на этой небольшой планете нас ждут очень большие неприятности.
Барон долго и молча всматривался в окуляры.
— Знаете, о чём я жалею? — сказал он и, не дождавшись Юркиного вопроса, ответил: — О том, что не увижу чемпионат мира в Москве. Я ж футбольный фанат. Первый свой чемпионат, это была Англия, я увидел в 1966-м, ещё ребёнком. И потом не пропускал ни одного. У телевизора, помню, экран размером с утюг и поэтому перед ним ставили линзу на ножках, она хорошо увеличивала. Все матчи перед глазами, как будто вчера это было. Как Яшин пенальти берёт после удара Маццолы, как Виктор Понедельник забивает португальцам. Помню, как наш Тофик Бахрамов немцев угробил, засчитав гол англичан, которого не было. Как Пеле рыдал, когда его с поля вели; снесли «десятку» уругвайцы, кажется, или парагвайцы? Я же всех застал: Гарринчу, португальца Эйсебио. Все составы сборных СССР помню, кто и где играл, кому и когда забивали. Логофет, Численко, Бышовец, Газзаев. Сам я из «спартачей», болельщик с сорокалетним стажем.
— «На свете нет ещё пока команды лучше «Спартака»!
— Во-во! Но «сборников» мы всегда уважали: Кипиани, Асатиани, Гуцаев — это Тбилиси. А Киев? Блохин, Веремеев, Буряк, Мунтян, Игорь Беланов, — какие ребята! Шестернёв из ЦСКА. Иштояна помню, Андреасяна из ереванского «Арарата». Из западных «звёзд» всех назову. Герда Мюллера помню, его гол в Мехико.
— Отец рассказывал, я его не застал.
— Ну да. Принял мяч к воротам спиной, развернулся и — точнёхонько в угол! Беккенбауэра помню — с «Золотой богиней», Бенкса, Чарльтона, Бекхема, Марадону, Рональдиньо, Баджио. Помню, как голландцы нас обыграли, как Дасаев пропустил тогда обидный гол. Круиффа помню, Ван Бастена, Зидана. И знаете, все эти годы я, как последний дурак думал: ну, ещё один чемпионат и мы станем первыми! Честно! Каждый раз одно и то же! А потом, когда опять проиграли, сидишь за бутылкой и чуть не рыдаешь: неужели никогда, никогда в жизни мы не сможем победить? Такая огромная и богатая страна! Хоть когда-нибудь? Доживу ли я до этого счастливого момента? И я жил ради этого дня, честно вам скажу! Теперь вот — Москва, родные стены, а я даже не узнаю, как наши сыграли.
Он замолчал.
3.Что должен был сказать на это Юрка? Не бэ, Барон, прорвёмся! Или: да не переживайте, всё будет нормально! Где наша не пропадала! Непременно увидим футбол в восемнадцатом году! Купим билеты в один сектор, вместе поорём за наших, поболеем! Только зачем выдавать желаемое за действительное? Себя обманывать и других? Да он себя уважать после этого перестанет! И без того всё сместилось за эту неделю, все житейские представления. То, что казалось важным и необходимым, без чего, казалось, нет и не может быть жизни — красивая одежда, машины, посуда, вкусная еда, парфюмерия, мобильники крутые, лэп-топы, да всё, что окружало их на Земле, весь этот необозримый, гигантский супермаркет вещей и услуг — всё это тут не значило абсолютно ничего. Тёплое шерстяное одеяло и удобная куртка важнее любой самой роскошной и дорогой земной вещи.
Зато невозможное, нереальное, фантастическое, за чем тянулись, о чём мечтали многие поколения землян — вот оно в самой реальной реальности, за иллюминатором! Но от этой реальности нападает тоска и берёт зевота. Всё обесценилось за неделю. Какие волнующие, возбуждающие споры про инопланетян разгорались на Земле: есть они, нет их, одни мы во Вселенной или где-то есть мыслящие существа. И что? Пожалуйста, вот они, реальные ответы на вопросы! Там, внизу, на Земле, они волнуют человечество, будоражат умы. Ради этих ответов земляне тратят миллиарды, запуская в космос корабли и станции, слушая гигантскими эхолотами мировое пространство — вдруг сигнал, вдруг где-то теплится или затеплилась жизнь? Но здесь-то эти проблемы точно не волнуют никого.
Если честно, вся инопланетная тема после Останкино утратила для Юрки романтический флёер. Жесткая реальность захватила землян. Всё подверглось инфляции после встречи с существами из иного мира — быт, чувства, эмоции. И что будет дальше в этой новой реальности — не сможет предсказать никакая Ванга, никакой самый продвинутый оракул. Часть этой реальности — вот она, в окулярах бинокля. Стоит, постукивая стеком о сапог, напоминая кота, который дежурит у мышиной норки, поджидая добычу.
Тебя, Гагарин, в первую очередь. Потом — Барона, к которому у него свои, «соседские» счёты, ну и Чирика, ограбившего его жилище, на закуску.
Чирик! Кстати, где он? Где это врун, болтун и хохотун? Подумал о нём Юрка и нехорошее предчувствие кольнуло в самое сердце: если его нет перед глазами, жди сюрприза!
— Где Чирик? Кто видел Чирика? — громко спросил Гагарин.
Никто не видел. Все пожимали плечами, оглядываясь по сторонам. Мол, только что был здесь, а куда шмыгнул и когда — проглядели. А главное, нет и его мешка, который клал под голову, тщательно от всех пряча и оберегая!
— Видимо, наш Чирик свинтил на выход, с вещами, — констатировал Седой. — Испугался Бугра и сбежал, как крысёнок с корабля. Только как он из табакерки-то вылез, это чёрт?
— А надо было вести себя с Петром Борисычем почтительно! — мстительно вставил Управдом. — Не надо было голую задницу выставлять! Перед солидным человеком. Зачем он такое сделал?
